Исторический опыт благотворительной деятельности Русской Православной Церкви

В истории отечественной церковной благотворительности прослеживается несколько последовательных этапов,  на каждом из которых принципы и формы диаконической деятельности претерпевали существенные изменения. Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий в «Кратком очерке истории социального служения Русской Православной Церкви» предложил периодизацию развития диаконии, связав эти периоды с  важнейшими вехами исторического пути России².

Первым Владыка называет Киевский период, начавшийся с крещения Руси Владимиром Великим и продлившийся вплоть до  времени татаро-монгольского нашествия. Его сменяет монгольский период, начало которого датируется первыми десятилетиями XIII в., а окончание  второй половиной  XV в., когда происходит полное освобождение Руси от ордынского ига. С третьим, Московским периодом, длившемся почти полтора столетия, от середины XV в. до конца XVI в., связано бурное развитие российской государственности, укрепление царской власти. Следующим становится Патриарший период, пришедшийся, в основном, на XVII в. – сложный и насыщенный событиями  отрезок российской истории, характерной особенностью которого является выдвижение на передний план взаимоотношений между Церковью и царем.

Пятый этап обозначен в периодизации митрополита Сергия как Синодальный, он   начинается  с реформ Петра I, упразднившего патриаршество, и заканчивается восстановлением этого института в 1917 г.  Далее следует советский период, на протяжении которого Церковь находилась под гнетом репрессивной политики государства, провозгласившего атеизм неотъемлемой частью своей идеологии. И, наконец, седьмой этап — современный период, ознаменованный возрождением Русской Православной Церкви и восстановлением ее в статусе важнейшего общественного института.  Рассмотрим особенности диаконического служения на каждом из обозначенных  исторических отрезков.

В 988 г. произошло ключевое событие отечественной истории —  киевский  князь Владимир Святославич принял крещение и крестил Русь, завершив дело, начатое задолго  до него святой равноапостольной княгиней Ольгой. Именно Владимир Великий навеки соединил Россию и Православие.

 

Святой равноапостольный князь Владимир  Фрагмент фрески Дионисия. Ферапонтов монастырь (ХVI в.)

 

Крещение князя Владимира в Корсуни  Миниатюра из Радзивиловской летописи (ХV в.)

 

Крещение дружины  князя Владимира  Миниатюра из Радзивиловской летописи (ХV в.)

О том, каким Владимир Святой остался в памяти потомков мы узнаем из произведения древнерусской церковной литературы «Слово о законе и благодати», созданном преподобным Иларионом, бывшем митрополитом Киевским во время правления Ярослава Владимировича (Мудрого). В «Слове» святитель Иларион сравнивает святого князя  Владимира  и святую княгиню Ольгу с византийскими святыми императором Константином и его матерью Еленой. Он пишет: «Подобный Великому Константину, равный ему умом, равно христолюбивый, равно чтущий служителей Его! <…> Он царство эллинов и римлян Богу покорил, ты же — Русь. Теперь не только у них, но и у нас Христос Царем зовется. Он с матерью своей Еленой Крест от Иерусалима принес (и), по всему миру своему разослав, веру утвердил. Ты же с бабкой своей Ольгой принес Крест из Нового Иерусалима, Константинова града и, по всей земле своей поставив, утвердил веру»³.

 

Святая равноапостольная княгиня Ольга Фрагмент фрески. Московский Кремль. Архангельский собор(XVII в.)

 

Святые Константин и Елена  Икона Новгородской школы (ХV в.)

 

Святые равноапостольные князь Владимир и княгиня Ольга  Иконописное изображение (XIX в.)

В образе князя, каким он предстает после крещения, мы находим немало подлинно христианских   добродетелей. В нем, прежде таком воинственном и гордом, пробуждается  миролюбивый дух, уважение к человеческой жизни, осознание ее ценности, что выражается в отказе применять смертную казнь к  пленным и даже разбойникам. Князь  смиряет свою волю к власти и активно привлекает к делу управления государством совет, состоящий из военачальников дружины, бояр-землевладельцев и городских старейшин. По свидетельству Святителя Илариона, митрополита Киевского князь также часто советуется с  епископами « …о том, как уставить закон среди людей, недавно познавших  Господа». Но главное он укрепляется в ответственном несении своего княжеского долга перед народом, в том числе и перед неимущими, страждущими, убогими, проявляет  к ним сострадание, деятельную любовь и удивительную  щедрость.

Этот образ собран по крупицам, оставшимся в самых ранних источниках (летописях, житиях и др.), и вглядываясь в него можно вспомнить слова В.О. Ключевского:  «Читая начальный летописный свод, встречаем ряд полуисторических и полусказочных преданий, в которых историческая правда сквозит чрез прозрачную ткань поэтической саги. Эти предания повествуют о князьях киевских IX и Х вв. <…> Вслушиваясь в эти смутные предания без особенных критических усилий можно уловить основные побуждения, которые направляли деятельность этих князей»⁴. Отнесемся с уважением к призыву выдающего историка, и не будем прикладывать «особых критических усилий», пытаясь нарисовать портрет Владимира — благотворителя.

При князе Владимире, которого в былинной традиции называют Красно Солнышко, нуждающимся в помощи позволялось приходить на княжий двор, располагавшийся рядом с Десятинной церковью, где их обязательно должны были накормить, а больным оказать необходимую помощь. Для немощных, которые были не в состоянии  прийти самостоятельно отправлялись повозки, обильно нагруженные пищей. Поддержка малоимущих (вдов, сирот, увечных) и нищих осуществлялась в основном в форме  обеспечения их продуктами,  так как денежное обращение было еще недостаточно развито.

Иногда помощь выражалась в строительстве жилья, например, в случаях с погорельцами. Существовал и такой  вид благотворительности, как выкуп пленных, весьма актуальный для Руси не только при Владимире, но и в последующие столетия.  В этот же период закладывается фундамент организации при храмах врачебной помощи, доступной всем нуждающимся. Основываясь на свидетельствах, зафиксированных в памятнике древнерусской литературы «Память и похвала князю русскому Владимиру», приписываемому Иакову Мниху (Черноризцу), можно предположить, что активная благотворительная деятельность разворачивалась не только в  Киеве, но и на всей территории, подвластной князю⁵.

 

Крещение Руси.  Современное иконописное изображение.

Митрополит  Киевский Иларион говорит о Владимире Великом: «… ты был нагим одеяние, ты был алчущим кормитель, ты был жаждущим утробы охлаждение, ты был вдовам помощник, ты был странникам покоище, ты был бездомным кров, ты был обижаемым заступник, убогим обогащение»⁶.

 

Святитель Иларион митрополит Киевский. Древо Киево-Печерских святых. Фрагмент иконы (XVII в.)

В конце X в. происходит укрепление позиций Церкви. Учреждается Киевская митрополия Константинопольского Патриархата, постепенно устанавливается церковная иерархия, начинают строиться храмы за счет княжеской казны. 

В документе, получившем название Устава князя Владимира, который является древнейшим из известных юридических актов Руси и базируется на нормах византийского права, устанавливается перечень дел, подлежащих церковному суду. Из документа становится ясно, что со времени принятия Русью христианства благотворительность  в форме попечения о бедных стала входить в сферу ответственности духовенства. Епископы должны были помогать сиротам, вдовам, нищим, предоставлять им кров, питание и иную помощь, под контролем Церкви находились больницы и странноприимницы.

В Уставе отражается норма, согласно которой Церковь получает десятую часть от всех доходов светских судов, и следить за этим должны церковные судьи. Документ также содержит сведения о том,  что на финансирование постройки церкви в честь Пресвятой Богородицы,  была выделена «десятина» из княжеской казны (десятая часть поступлений от  хлеба, скота, пошлин). Поэтому первый каменный храм, построенный в Киеве при Владимире Святом получил название Десятинной церкви.

Таким образом, было зафиксировано введение на Руси церковной десятины, предназначенной, в том числе и на поддержку всех нуждающихся, обращавшихся в храмы за помощью.  Вопрос о десятинном сборе в Древней Руси остается спорным. Существует точка зрения, согласно которой после введения Устава десятина взималась регулярно с княжьей казны, судов и со всего имущего населения. Но, по мнению многих историков, экономическая специфика отчислений в пользу Церкви в Древней Руси выражалась в том, что  они производились только с княжьих доходов, то есть не становились общей податью. Кроме того, в отличие от  западно-европейских государств, ни в Киеве, ни в большинстве удельных княжеств десятина не носила характера регулярных и обязательных платежей⁷.

Однако, следуя примеру Владимира Святого, русские князья столь щедро жертвовали средства на строительство и обустройство храмов и монастырей, что даже отсутствие жесткой регламентации выплаты десятины не могло замедлить процессы масштабного церковного строительства. Княжеская поддержка была залогом процветания Церкви в новом христианском государстве, она не только обеспечивала возможность строить храмы, но и  открывала широкие перспективы осуществления духовенством благотворительной деятельности.

 

Освящение Десятинной церкви.  Миниатюра Радзивиловской летописи (ХV век)

 

Рисунок, реконструирующий вид Десятинной церкви.  Так, предположительно выглядел первый каменный храм,  построенный в Киеве при святом Владимире

Святой равноапостольный Владимир показал  своему народу пример  милосердия по отношению ко всем, просящим о помощи без разделения их на «достойных» и «недостойных». В этом выражался идеал  того особого христианского служения ближним, которое  было воспето святоотеческой традицией, особенно ярко и проникновенно в проповедях Иоанна Златоуста.  Могущественный русский князь, проводивший жизнь в нескончаемых военных походах, властный, необузданный в самых темных страстях человек, вряд ли имевший хоть малейшее представление о наследии Святых Отцов, с их учением о милосердии,  воспринял,  крестившись,  этот заветный дар Византии.

 

 

Икона Иоанна Златоуста. Андрей Рублев (XV в.)

Размышляя о святом равноапостольном князе Владимире, Святейший Патриарх Кирилл говорит: «Что же произошло с этим человеком? Почему он те ясные и понятные цели и ценности, которые исповедовал как правитель государства, изменил на другие цели и жизненные ценности? Потому что с Крещением он в свой разум и в свое сердце принял Христа; вместе с Крещением принял новую систему ценностей, столь радикально отличающуюся от того, чем жил, во что верил, ради чего боролся до того.

А что же лежит в основе этой системы ценностей, которой святой Владимир отдал разум, душу и жизнь, ибо желал, чтобы вслед за ним весь народ приобщился к этой системе ценностей? Это Евангельское слово, а в центре этого слова — то, что до сих пор людям трудно понять; то, что не перестает удивлять каждое последующее поколение людей своей новизной и притягательной силой. В центре Евангельского послания — одно и самое главное слово: любовь. Любовь как основа бытия, любовь как основа личной и семейной жизни, любовь как основа жизни общественной и даже государственной»⁸.

 

Святой равноапостольный князь Владимир  Икона Новгородской школы (XV век)

По стопам Владимира Святого следовали  многие из его царственных потомков, первым из которых, следует назвать благоверного князя Ярослава Владимировича (Мудрого).  

/

Благоверный князь Ярослав Владимирович (Мудрый)  Фрагмент фрески. Московский Кремль.  Архангельский собор (XVII в.)

При Ярославе Мудром получает начало традиция особой формы попечения детей, направленное на их полноценную подготовку к трудовой жизни. Еще во время своего княжения в Новгороде князь Ярослав открывает первое училище для мальчиков и юношей, детей священнослужителей, часть из которых была сиротами, где одновременно, находясь на полном обеспечении за счет казны, могли обучаться до 300 человек.

Благоверный князь Ярослав строит в Киеве Софийский собор, основывает Свято-Юрьев монастырь в Новгороде и Киево-Печерский монастырь, ставший  впоследствии важнейшим центром благотворительной деятельности Русской Православной Церкви.

 

Рисунок, реконструирующий вид Софийского собора в Киеве.  Так, предположительно выглядел этот храм,  построенный при Ярославе Мудром

Если Ярослав Владимирович на ниве служения людям прославился преимущественно своей законодательной и христианско-просветительской деятельностью, то его внук Владимир Мономах вернулся к более активной   благотворительности в форме нищелюбия по примеру своего великого прадеда.

Князь Владимир Всеволодович (Мономах) известен как один из самых талантливых и образованных правителей в домонгольской Руси. В эпоху феодальной раздробленности он был проводником политической идеи сохранения целостности страны на основе договора между правителями отдельных княжеств. Его также часто называют выразителем средневекового идеала жертвенного воинского служения князей отчизне. Но, кроме этого,  Мономах прославился как великий благотворитель. Летописи сохранили образ князя, раздающего милостыню – деньги и различные предметы,  «обеими руками».

 

Принесение киевскому князю Владимиру Всеволдовичу из Константинополя  символа царской власти – шапки Мономаха.  Миниатюра из Лицевого летописного свода (XVI в.)

Владимир Всеволодович является автором памятника древнерусской литературы – «Поучение Владимира Мономаха», который известен современным читателям в прекрасном переводе Д.С. Лихачева. В этом произведении, созданном глубоко верующим человеком в форме наставления детям, можно найти фрагменты, посвященные интересующей нас теме.

Приведем несколько цитат: «Прежде всего, бога ради и души своей, страх имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, — это ведь начало всякого добра. <…> ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость божию. <…> Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. <…> Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный <…> Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны» ⁹.

Многие из потомков первых великих правителей Древней Руси отличались милосердием и глубокой приверженностью духу христианской нравственности. Примером может служить внук Владимира Мономаха святой благоверный князь Всеволод, в разные годы правивший в Новгороде и Пскове. Он известен как князь-благотворитель, с особой любовью заботившийся о вдовах, сиротах, нищих и больных. В бытность наместником своего отца святого благоверного князя Мстислава на Новгородском княжении Всеволоду пришлось пережить вместе с новгородцами страшный голод. Тогда, в 1121 году, он предпринял все возможное, чтобы спасти людей от голодной гибели, полностью истратив княжескую казну. 

 

Икона святого благоверного князя Всеволода (XVI в.)

Среди князей-благотворителей также известны Всеволод Юрьевич (Большое Гнездо), Андрей Боголюбский, святой благоверный Александр Невский, Иван Данилович (Калита) и др.

Прослеживая  динамику развития диаконии в древней домонгольской Руси, можно увидеть отчетливую тенденцию постоянного укрепления Церкви в статусе главного института благотворительности. В известной работе С.И. Смирнова «Как служили миру подвижники Древней Руси» мы находим множество данных, подтверждающих этот тезис.

Если в период Владимира Святого княжеское попечение преобладает и государственная власть занимает патерналистскую позицию по отношению к Церкви, которая еще недостаточно сильна в условиях недавно христианизированного государства, при потомках Святителя Руси ситуация быстро меняется.

Так, в период киевского правления Ярослава Мудрого, в 1051 году основывается  Киево-Печерский монастырь, которому суждено сыграть особую роль в истории русского монашества и Православия в целом.  Со времен преподобного Феодосия Печерского, бывшего первым учеником основателя обители преподобного Антония,  монастырь известен делами милосердия. Ни на йоту не отступая от принципов монашеской жизни, заповеданных Святыми Отцами, и, ставя превыше всего духовный подвиг, насельники монастыря не пренебрегали также и милосердным служением. Обитель, ставшая одной из величайших святынь  Православия, всегда привлекала к себе страждущих.

 

Икона преподобного Феодосия Печерского (XVII в.)

Житие преподобного Феодосия содержит указание на то, что из всех монастырских доходов  и имущества десятая часть отдавалась на попечение нуждающихся¹⁰.

По указанию преподобного Феодосия  был выстроен около монастыря  дом, в котором совмещалась странноприимница с бесплатной трапезной, богадельня и больница. Там могли получить пристанище и необходимую помощь нищие и тяжело больные люди, в исторических документах фигурирующие как «прокаженные». Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий отмечает, что преподобный Феодосий, показывал также пример «заступничества по отношению к жертвам тогдашнего кривосудия, каждую неделю отправлял воз печеного хлеба в тюрьму заключенным и добивался перед князем их освобождения»¹¹.

Традиции благотворения сохранялась на протяжении всего существования Киево-Печерского монастыря,  с  XVII в. получившего статус лавры.

 

Вид Киево-Печерской лавры. Рисунок XIX в.

Как писал В.О. Ключевский в своей знаменитой работе «Добрые люди Древней Руси»: «Благотворительность была не столько вспомогательным средством общественного благоустройства, сколько необходимым условием личного нравственного здоровья: она больше нужна была самому нищелюбцу, чем нищему. <…> Когда встречались две древнерусские руки, одна с просьбой Христа ради, другая с подаяньем во имя Христово, трудно было сказать, которая из них большие подавала милостыни другой: нужда одной и помощь другой сливались во взаимодействии братской любви обеих»¹².

В описываемый исторический период монастыри растут не только на  киевской земле. Так, святой страстотерпец Глеб Владимирович основал Спасо-Преображенский монастырь в г. Муроме, упоминающийся  в летописях раньше всех остальных русских обителей.

 

Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб.  Икона псковской школы (XIV в.)

Монастырь возвысится во времена Иоанна Грозного и, благодаря царской поддержке, на некоторое время  войдет в число богатых и экономически активных обителей, способных реализовывать масштабную благотворительную деятельность.  

 

Изображение Спасо-Преображенской обители на иконе святых благоверных Петра и Февронии  (конец XVI – начало XVII вв).

В Новгороде предположительно в 1030 г. Ярославом Мудрым был основан знаменитый Свято-Юрьев монастырь, в течение следующих веков ставший одним из богатейших, и, следовательно, имевшим большие возможности для развития милосердного служения.

 

Свято-Юрьев монастырь. Рисунок XIX в.

Этот список можно было бы продолжать очень долго, перед нашествием монголо-татар на Руси насчитывалось  около 120 монастырей.

Уже на ранних этапах истории церковной благотворительности в ее развитии значительную роль начинают играть женщины. Супруги и сестры русских князей все чаще следовали их примеру, в свою очередь, оказывая влияние на своих детей. Многие великие и удельные княгини, другие представительницы княжеских родов  являлись основательницами монастырей. Так, сестра Владимира Мономаха, преподобная Анна Всеволодовна, стала игуменьей Андреевского монастыря в Киеве построенного специально для нее отцом, великим князем Всеволодом Ярославичем, около 1086 г. Княжна  открыла при нем первое училище для девиц, которых обучали грамоте, церковному пению, а также различным ремеслам.

Супруга  Всеволода Большое Гнездо Мария Шварновна (в иночестве Марфа) основала во Владимире Успенский Княгинин Монастырь, покровительствовала ему, всячески развивая милосердную деятельность, и в конце жизни приняла в нем постриг. Впоследствии в эту же обитель удалилась супруга Святого благоверного князя Александра Невского праведная Васса.

 

Свято-Успенский Княгинин монастырь и Никитский храм.  Старинная фотография.

 

Чудотворная икона Божией Матери.  Создана по просьбе Андрея Боголюбского,  предположительно в 1157 г.  как память о явлении ему Богородицы.

Начиная с 1992 находилась в Свято-Успенском девичьем Княгинином монастыре, являясь его основной святыней. С 2009 г. временно находится на реставрации во Владимиро-Суздальском музее.

Преподобная благоверная княгиня Анна Кашинская, известная своим милосердием, также закончила свои дни в иночестве, с ее именем связан Успенский монастырь в Кашине.

 

Святая благоверная княгиня Анна Кашинская.  Икона  начала XX в.

 

Соборная церковь Успения Божией Матери,  в которой были обретены мощи преподобной Анны Кашинской.  Уничтожена в советский период. Фотография  (1910 г.)

В эпоху освобождения от татаро-монгольского ига и последующий период Московского царства, данная тенденция получила развитие. Одной из самых известных обителей стал Вознесенский  женский монастырь, основанный супругой святого князя Димитрия Донского Евфросинией Московской.

Княгини   строили монастыри,  не только овдовев, но и задолго до этого, чтобы впоследствии удалиться от мира. Одновременно  они открывали широкий доступ к монашеству вдовам и незамужним женщинам всех сословий, что само по себе являлось особой формой попечения. Первые женские монастыри, как правило, имели достаточные средства для того, чтобы вести благотворительную деятельность в форме нищепитания, странноприимства,  ухода за больными  и немощными. 

 

Праведные жены.  Фреска Андрея Рублева и Даниила Черного.  Владимирский Успенский собор (начало XV в.)

Период монгольского и ордынского ига, длившийся с XIII в. по конец XV в., обозначен нами как второй этап развития церковного социального служения в России. Следует отметить, что данную эпоху лишь условно называют временем «татаро-монгольского нашествия», поскольку именно эта беда по умолчанию считается самой тяжелой.  Но одновременно Россию раздирали междоусобные феодальные распри,  происходили регулярные нападения Литовского княжества. Наша страна переживала один из самых кровавых, трагических периодов своей истории, на протяжении которого народ особенно нуждался в  помощи и защите. 

Характеризуя эпоху татаро-монгольского ига, митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий отмечал «…когда рухнуло русское государство, Русская Православная Церковь <…> одновременно стала единственным прибежищем для нуждающихся в помощи людей убогих, престарелых, нищих, и фактически полностью взяла на себя благотворительные функции» ¹³.

В документе «Правило о церковных людях», относящемся к XIII в., дается перечень благотворительных дел Церкви: «… нищих кормление и чад мног, странным прилежание, сиротам и убогим промышление, вдовам пособие, девицам потребы, обидным заступление, в напастях поможение, в пожаре и в потопе, пленным искупленье, в гладе прокормление, в худобе умирая и покровы и гробы»¹⁴. 

Князья в целом стали гораздо меньше участвовать в попечении о нуждающихся, хотя многие продолжали традиции, заложенные Владимиром Святым. Среди них следует, прежде всего, назвать святых князей Александра Невского, Даниила Московского и Димитрия Донского. Что касается частной благотворительности, то миряне, которые могли позволить себе щедрые пожертвования, предпочитали направлять их в монастыри, ставшие  центрами милосердной деятельности.

 

Святой благоверный князь Александр Невский.  Фрагмент фрески. Московский Кремль.  Архангельский собор (XVII в.)

 

Святой благоверный Даниил Московский.  Фреска Архангельского собора Московского Кремля (XVII в.)

 

Святой благоверный князь Димитрий Донской.  Фреска Архангельского собора Московского Кремля (XVII в.)

Безусловно, наиболее значительной исторической фигурой на данном этапе во многом определившей дальнейшие пути православной диаконии является святой преподобный Сергий Радонежский, величайший подвижник Русской земли.

 

Преподобный Сергий Радонежский.  Икона Троице-Сергиева монастыря (XVII в.)

 

Видение птиц на молитве преподобному Сергию.  Фрагмент (клеймо) иконы  Преподобный Сергий Радонежский в житии (XVII в.)

Рамки данного текста не позволяют нам подробно рассмотреть  жизненный путь преподобного Сергия, крепко переплетенный с судьбой отечества, поэтому остановимся на интересующих  нас эпизодах. После принятия пострига Сергий жил аскетической жизнью в Радонежском бору, где собственноручно построил деревянную церковь во имя Святой Троицы. За несколько лет вокруг него сплотилось несколько иноков и тогда преподобный основал Троице-Сергиев монастырь.

Согласно преданию однажды преподобный Сергий молился и услышал голос, позвавший его. Он отворил окно и увидел небесный свет и множество прекрасных птиц. Тот же голос сказал ему: «Смотри и виждь множество иноков, сшедшихся в паству, тобою направляемую. Так умножится стадо учеников твоих и по тебе не оскудеют, аще восхотят стопам твоим последовати».

Сергий, который сперва даже не принял на себя обязанностей игумена (это случилось несколько позже), стал для братии примером смирения и трудолюбия. Еще до принятия общинножительного устава (киновии) Сергий ввел в обители особый запрет на то, чтобы иноки принимали подаяние, монастырь должен был существовать только за счет труда ее насельников. Братия усердно трудилась, подражая во всем преподобному Сергию, своей святой жизнью  привлекала к себе мирян, которые, в свою очередь, испытывали духовную потребность в подаче милостыни.

Среди них встречались люди, селившиеся рядом с монастырем и готовые отдать ему практически все свое имущество. Впоследствии было решено принимать пожертвования от верующих – слишком много нуждающихся в попечении стекалось в обитель. Естественно, киновия предполагает, что никакое имущество не может принадлежать братьям, все, что передавалось монастырю шло на попечительские нужды. Таким образом, мы видим, что монахи, истово отдававшиеся духовному подвигу, не пренебрегали и своим долгом перед ближним, как бы мы сказали сейчас, социальной ответственностью.

 

 

Преподобный Сергий Радонежский наставляет братию.  Фрагмент (клеймо) иконы  Преподобный Сергий Радонежский в житии (XVII в.)

Вот как описывается преподобный Сергий в Житии: «…к сиротам милосерден, вдовицам заступник, печальным утешение, скорбящим и сетующим радости творец; нищим же и маломощным сокровище неоскудное; убогим и неимущим повседневная пище и великое утешение; болящим во многих недугах посетитель, изнемогающим укрепление»¹⁵.

 

Благотворительная деятельность Троице-Сергиева монастыря.  Миниатюра из рукописи «Житие Сергия Радонежского» (конец XVI в.)

По словам митрополита Воронежского и Борисоглебского Сергия «… преподобный Сергий Радонежский неразрывно связал служение русского православного монашества с благотворительной деятельностью. В делах милосердия выражалось призвание иноков служить миру, что являлось идеалом монашеского делания»¹⁶.

 

Димитрий Донской посещает преподобногоСергия в монастыре Миниатюры из рукописи «Житие Сергия Радонежского» (конец XVI в.)

 

Димитрий Донской с войском  встречает посланника от преподобного Сергия с благословением. Миниатюры из рукописи «Житие Сергия Радонежского» (конец XVI в.)

Сергий Радонежский, находившийся в центре важнейших исторических событий, был  связан узами духовного покровительства с великокняжеской четой  — святым благоверным Димитрием Донским и преподобной благоверной княгиней Евфросинией Московской (в миру Евдокией), которая прославилась своей благотворительной деятельностью. В первый же год после бракосочетания с Димитрием Евдокии довелось стать свидетельницей большой народной беды – в Москве свирепствовала эпидемия неизвестной болезни (в источниках названной «моровой язвой»), унесшая тысячи жизней, а  затем случился невиданный пожар, охвативший весь город и оставивший без крова и пропитания множество людей.

Уже тогда 13-летняя княгиня проявила не только милосердие и щедрость, но  и удивительные способности к организации помощи пострадавшим. Она стала защитницей вдов, сирот и погорельцев, раздавала пищу и одежду, изыскивала кров для бездомных. Москвичи сразу же стали звать ее своей матерью. Преподобная Евфросиния Московская прошла подвижнический путь, начавшийся активной милосердной деятельностью, продолжившийся непрестанной молитвой о спасении Русской земли, и завершившийся  монашеской кельей,  откуда она продолжала помогать людям  —  житие преподобной сообщает, что у нее открылся дар исцеления. 

 

Современная икона святых благоверных великого князя Димитрия  и великой княгини Евдокии

Однако, несмотря на что во времена ордынского ига княжеская благотворительность еще была распространена, она уже не носила столь всеобъемлющего характера. Становится все более заметной тенденция расширения церковно-монастырского попечительства, которая значительно укрепится на следующем историческом этапе. Впрочем, роль Церкви в обществе и, как следствие формы ее социального служения, претерпевали серьезные трансформации  на протяжении следующего, весьма длительного периода, который принято называть эпохой Московского царства. Эту эпоху в истории церковной благотворительности можно  разделить на четыре отрезка, каждый из которых ознаменовался важными событиями: 1) период укрепления Москвы как центра Руси; 2) период, последовавший после Стоглавого Собора; 3) Смутное время, хронологически почти совпавшее с установлением Патриаршества; 4)  период правления первых Романовых.

После окончательного освобождения Руси из-под ига еще сохраняется форма ктиторских монастырей, основанных князьями или княгинями и живущих в основном на благотворительные пожертвования. Однако  ее достаточно быстро сменяет модель монастыря-вотчины, выступающего как самостоятельная хозяйственно-административная единица. Со второй половины XIV века начинается процесс укрупнения монастырских земельных владений (вотчин), в результате чего меняется характер управления этими обителями.

Естественно, усложняется и система жизнедеятельности тех монастырей, которые превращаются в самостоятельные вотчины и вынуждены решать серьезные хозяйственные задачи. Этот процесс становится заметен уже при Сергии Радонежском и митрополите Алексии, способствовавшем распространению опыта Троицкого монастыря  при устройстве новых обителей.

В целом,  характеризуя систему социального призрения, сложившуюся в  данную эпоху можно выделить три основные формы поддержки и защиты нуждающихся, а именно: монастырскую и  государственную, вполне равноценные по своей мощи, а также зарождающуюся  и постепенно набирающую силу  общественную благотворительность.

Наиболее яркой фигурой раннего периода эпохи Московского царства в деле благотворительности, безусловно, является преподобный Иосиф Волоцкий.

 

Преподобный Иосиф Волоцкий Современный список с иконы XVI в.

При жизни основателя Волоколамского Успенского монастыря обитель, ставшая со временем богатейшей в России,  осуществляла активную хозяйственную и  диаконическую деятельность, эффективно решая проблемы голодающих, утративших кров и других нуждающихся. К монастырю, где можно было получить пропитание, стекались обездоленные со всех окрестных земель. По свидетельствам современников, в обители спасались от голода до 700 человек ежедневно. Многие из просящих привлекались к земледельческим и другим работам.

 

Чудотворная Волоколамская икона Божией Матери (70-е гг. XVI в.). Появилась в монастыре в 1572 г. Ныне находится в Центральном музее древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева.

Святейший Патриарх Кирилл, размышляя о хозяйственной и благотворительной деятельности Иосифа Волоцкого, говорит следующее: «…он был глубоко убежден в необходимости для Церкви привлекать в том числе и материальные ресурсы, чтобы передавать их народу. Преподобный видел в Церкви замечательный инструмент передачи народных богатств от богатых бедным» ¹⁷.

 

Иосифо-Волоцкий монастырь, его Небесная Покровительница и преподобный Иосиф. Старинный рисунок.

Значительные земельные владения принадлежали и другим монастырям, например, Кирилло-Белозерскому и Ферапонтову.  Построенный на берегу Сиверского озера Кириллов монастырь был особо любим русскими правителями Василием  II, Василием III и Иоанном IV (Грозным). Помимо щедрых пожертвований, обитель получала доходы от торговли и прирастала как ближними, так и дальними землями благодаря  рачительному хозяйствованию. По некоторым данным, к началу XVIII в. к монастырской вотчине было приписано более 20 тысяч крестьян из многих уездов.

 

Кирилло-Белозерский монастырь. Старинный рисунок.

Ферапонтов монастырь, в свою очередь, владел 60-ю населенными пунктами (селами, деревнями).  Жизнь и труд на монастырской земле были весьма выгодны для крестьян, поскольку им давалась свобода от податей на 10 лет, в особо богатых вотчинах этот срок мог быть удвоен. Кроме того, они подчинялись игуменскому суду, автоматически освобождаясь от княжеского (во всех делах кроме убийства), и получая защиту от произвола посадников и тысяцких. Само по себе предоставление крестьянам таких условий жизни являлось лучшим из всех возможных видов вспомоществования, своеобразной социальной профилактикой, позволявшей семьям избежать голода и нищеты. Но, по мнению М.В. Фирсова,  на этом призрение не заканчивалось, поскольку монастыри-вотчины предоставляли  посадскому человеку или крестьянину прибежище на старости лет, «…играя роль своеобразных страховых учреждений»¹⁸.

 

Вид Ферапонтова монастыря. Рисунок первой  половины XIX в.

После того как в 1551 г. в Москве на Стоглавом Соборе во времена царствования Иоанна Грозного и при его непосредственном участии был принят ряд важных решений формы церковно-монастырской благотворительности неизбежно должны были измениться. Среди упомянутых решений наиболее значимыми  для дальнейшего развития социальной диаконии Русской Православной Церкви  оказались указы о прекращении расширения земельных владений монастырей в городах, ограничении финансовых свобод духовенства, а также  переписи по всей стране людей действительно нуждающихся в попечении и организации для них на средства, поступающие в форме пожертвований, специальных богаделен. 

Как отмечал  митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий: «Данная тенденция в развитии благотворительности обусловлена <…> тем, что к середине XVI века многие государственные деятели, убедившись, что раздача милостыни без разбору не уменьшает, а увеличивает нищенство, начинали относиться к этой форме благотворительности отрицательно. В общественном сознании <…> зрела идея перехода от благотворительности к системе общественного и государственного призрения. При этом начали яснее обозначаться и контуры системы, которая должна была включать не только помощь бедным милостыней и особенно содержание их в богоугодных заведениях, но и предоставление трудоспособным нуждающимся заработка»¹⁹.

Однако нельзя умолчать о том, что именно со Стоглавого собора начались попытки изменения парадигмы церковно-монастырского попечительства на Руси, которая базировалась на святоотеческой традиции подаяния всем просящим, в наибольшей степени выразившейся в учении о милосердии Иоанна Златоуста.

Отметим также, что действия власти в этом направлении,  становившиеся на протяжении следующих веков  все более активными,  встречали некоторое сопротивление в обществе. Особенно заметным оно было в среде частных благотворителей, чья деятельность, как правило, была тесно связана с жизнью монастырей,  либо городских и сельских приходов. Многие из них игнорировали призывы оказывать  помощь выборочно и оставались верны традиционным идеалам милосердия в форме нищелюбия, сложившимся на Руси. 

Итак, в период,  непосредственно предшествовавший Смутному времени,  мы видим, с одной стороны, расцвет монастырей-вотчин и их  социальной деятельности, а с другой — первые, еще совсем робкие шаги государственной власти по ее регламентации со светских рационалистических позиций и ограничению дальнейшего роста экономического могущества Церкви. Смута, на некоторое время отодвинула на задний план этот зарождающийся «конфликт интересов».

После смерти Иоанна IV Грозного, в 1584 году, на русский престол взошел  царь Феодор Иоаннович, в период правления которого было учреждено патриаршество. Следующим правителем стал Борис Годунов брат супруги Феодора Иоанновича царицы Ирины, с именем которого обычно связываются представления о Смутном времени.

В годы, непосредственно предшествовавшие правлению Бориса Годунова, Россию постигло множество природных и социальных катастроф. Как пишет современный историк Церкви О.В. Стародубцев: «…во второй половине XVI века особые обстоятельства, внешние и внутренние, способствовали усилению кризиса и росту недовольства в стране. Грандиозные стихийные бедствия и связанный с ними хозяйственный кризис 1570-х – начала 1580-х годов на десятилетия подорвали ее производительные силы. Длительная Ливонская война, татарское нашествие и разгром Москвы в 1571 году довершили дело. В стране воцарилась неописуемая разруха»²⁰.

Но то, что казалось пределом возможного, лишь предваряло дальнейшие беды, постигшие Россию уже в начале XVII в. –  великий голод 1601-1603 гг., жестокие народные восстания, гражданскую войну и интервенцию польских захватчиков.

Русские монастыри, обладавшие землями,  богатствами, денежными накоплениями в самом начале Смуты еще сохраняли возможность активно участвовать в привычной для них благотворительной деятельности. Прежде всего, она осуществлялась в форме попечительства над крестьянами и их семьями. Как и во времена татаро-монгольского ига, монастырская помощь обездоленным носила непрерывный и систематический характер.

Однако эта ситуация могла продолжаться недолго. С начала польско-литовской интервенции положение монастырей становится не просто менее благополучным, но по-настоящему бедственным.  О.В. Стародубцев отмечает, что во времена интервенции, «…несмотря на положение русских монастырей, <…> их участие в освободительном движении 1609–1611 годов трудно переоценить. Помощь монашествующих в борьбе против поляков включала в себя, во-первых, денежные и продовольственные вклады в государственную казну, позволявшие продолжать военные действия против интервентов, и, во-вторых, оборону самих монастырей, становившихся, таким образом, серьезным препятствием на пути поляков к завоеванию русского государства»²¹. 

Исторические документы свидетельствуют, что все монастыри, независимо от уровня богатства и экономической мощи, в течение последнего, самого тяжелого периода Смуты, отдали государству на военные нужды практически все финансовые средства и большую часть движимого имущества, которые  были ими накоплены. За годы польской оккупации погибло большое число монашествующих, многие из которых героически защищали свои обители. 

Огромный вклад в  спасение народа, страдающего от голода и разорения, внесли первые русские Патриархи святители Иов и Ермоген. Безусловно, именно они являлись инициаторами действий государственной власти в сфере благотворительности, которая в Смутное время сама по себе была ограниченной и приобретала масштабные формы только в крайних случаях. Примером может служить поведение Бориса Годунова в голодные годы, когда он массово раздавал  деньги на покупку хлеба, подорожавшего в десятки раз, а затем открыл для народа царские амбары с запасами зерна.

 

Святитель Иов, Патриарх Московский и всея Руси.  Современная икона.

 

Священномученик Ермоген, Патриарх Московский и всея Руси. Современная икона.

В период Смуты проявилась и новая для России тенденция – широкое распространение частной благотворительности на уровне мелких землевладельцев. Если прежде частные лица, желающие участвовать в милосердном служении, были склонны жертвовать деньги и имущество монастырям, в описываемый период ситуация меняется. Хрестоматийным стал рассказ В.О. Ключевского об одной из помещиц – святой Иулиании Лазаревской (Ульяне Устиновне Осорьиной) в работе  «Добрые люди Древней Руси» (см. Файл «Ключевский В.О. Добрые люди»).

Иулиания посвятила всю свою жизнь заботе о нищих и страждущих, и даже, когда сама она уже перед кончиной в годы великого голода при царе Борисе оказалась в крайней нужде, продолжала вкладывать всю энергию в благотворение, выпекая для нищих  хлеб из лебеды и древесной коры. Завершая очерк  о жизни этой замечательной женщины, Василий Осипович писал: «Никто не сосчитал, ни один исторический памятник не записал, сколько было тогда Ульян в Русской земле и какое количество голодных слез утерли они своими добрыми руками. Надобно полагать, что было достаточно и других, потому что Русская земля пережила те страшные годы…» ²².

 

Иулиания Лазаревская. Современное иконописное изображение.

Период Московского царства завершает правление первых государей из рода Романовых.  Данный этап в истории церковной благотворительности весьма интересен и наполнен далеко не однозначными событиями.  Михаил Федорович, первый царь новой династии, находился под огромным влиянием своего отца патриарха Филарета (Федора Никитича Романова). 

Совместно с сыном Филарет восстанавливал Россию после Смуты, уделяя основное внимание централизации власти. Во время их совместного правления не было принято каких-либо решений, радикально меняющих жизнь Церкви, ограничивающих ее благотворительную деятельность, но и особой помощи в восстановлении не наблюдалось. Можно предположить, что русские монастыри, предельно истощенные за время польской интервенции, испытывали значительные трудности в том, чтобы возродить диаконическое служение на том уровне, который был достигнут в период их расцвета.

При Михаиле Федоровиче был создан Аптекарский Приказ – государственный орган, в ведомстве которого находились аптеки, больницы и деятельность докторов, а также все, что имело отношение к медицине. Таким образом, начался процесс перевода попечения о больных и увечных  из сферы церковной милосердной деятельности в сферу светской благотворительности.

Второго русского царя из рода Романовых Алексея Михайловича, которого называли Тишайшим, связывали глубокие, противоречивые, полные драматизма отношения с Патриархом Никоном. При новом Патриархе, придававшем большое значение следованию греко-византийской традиции, были возрождены некоторые исконные формы православного нищелюбия, в частности, приглашение обездоленных и увечных  на патриаршие  праздники, где их не только кормили, омывали, одевали, но и  одаривали деньгами. Указы Предстоятеля Русской Православной Церкви демонстрируют нам его озабоченность судьбами крестьян и желание установить по отношению к ним большую справедливость со стороны государственной власти.

При Алексее Михайловиче создается такой государственный орган, как Приказ строения богаделен. Таким образом, попечительство о престарелых, немощных,  увечных и недееспособных также частично переходит из сферы церковной благотворительности в сферу государственного призрения. 

В царствование Федора Алексеевича Земский собор 1681 г. принимает решение о необходимости подготовки правительством особого акта, регулирующего систему призрения  в государстве. Измениться должно было, прежде всего, отношение государственной власти к нищенству.  Кормить и лечить бесплатно надлежало только маленьких детей, престарелых, больных, калек, людей, по каким-либо иным объективным причинам неспособных к работе. Для тех же, кто сохранял способность к труду, предполагалось учреждать специальные дома трудолюбия.

За короткий период правления Федора Алексеевича реализовать эти планы не успели. Дело брата в установлении новой системы государственного призрения продолжил царь Петр Алексеевич, придав ему грандиозный масштаб.

Со смертью Федора Алексеевича Романова заканчивается период Московского царства. Единокровной брат царя Петр Алексеевич провозглашается государем в 1682 г. и начинает править самостоятельно с 1689 г. 

Петр I прославился как царь-реформатор. Одним из его многочисленных проектов, направленных на переустройство жизни российского общества, стала церковная реформа, в результате которой было упразднено Патриаршество и учрежден Священный Синод (первоначально Святейший Правительствующий Синод). По мнению митрополита Воронежского и Борисоглебского Сергия: «Церковная реформа Петра I, упразднив патриаршее управление и заменив его коллегиальным, по существу поставила Церковь на службу государству, что отразилось и на характере социальной деятельности Русской Церкви, которая оказалась под жестким контролем».²³ Однако владыка также указывает на широкую благотворительную деятельность царя,  который открывал по всей стране госпитали, приюты, специальные учреждения для незаконнорожденных младенцев и др.

Интересный взгляд на роль Петра Алексеевича, первого русского императора, в становлении системы государственного и церковного призрения предлагает профессор Московской Медицинской Академии им. И.М. Сеченова Л.Е. Горелова. Она признает, что отношение Петра к нищим и его указы относительно искоренения нищенства были крайне жесткими. «Многие бездельники при совершенном здравии, за леностью своей пускаются на прошение милостыни и по миру ходят бесстыдно, <…> что есть Богу противное и всему Отечеству вредное. <…> Повелевает нам Бог от пота лица нашего, от трудов ясти хлеб…» ²⁴.

Петр пытается уничтожить в осознании людей образ  нищего как божьего человека и это делается вопреки сложившейся традиции милосердия в России. Но вместе с тем, с точки зрения медика, в реформах Петра много нового  и позитивного. «Предубежденность общества к незаконнорожденным часто толкала женщин на преступления <…> Петр I уделяет большое государственное внимание сохранению жизни детей…» ²⁵. 

Ради спасения «младенцев, которых жены и девки рожают беззаконно и стыда ради отметывают в разные места, отчего они, младенцы, помирают» царь издает один из своих указов, в котором повелевает: «Для зазорных младенцев, <…>, при церквях, где пристойно, сделать гошпитали <…> и для сохранения избрать искусных жен…» ²⁶.

В отношении этих детей должна была строго сохраняться тайна рождения, и узнавать, кто является родителями, запрещалось. Прием «зазорных» младенцев осуществлялся в монастырских и церковно- приходских госпиталях.  При некоторых обителях, таких, например, как Андреевский и Новодевичий монастыри в Москве, образовывались  приюты и воспитательные дома, в которых содержались и обучались обездоленные дети с младенческого возраста и вплоть до определения их на какую-либо работу. При Петре количество незаконнорожденных детей, ежегодно поступающих в приюты одной лишь Москвы, достигало 400 человек.

В изданном при Петре  «Духовном регламенте» четко указывается какой именно благотворительной деятельности ждет государство от Церкви. Предполагалось, что при всех обителях в обязательном порядке должны открываться госпитали, дома трудолюбия, богадельни, приюты. В свою очередь государство брало на себя решение задачи искоренения профессионального нищенства, борьбы с эпидемиями и голодом, последствиями стихийных бедстивий и др.

Как отмечает иеромонах Тихон (Васильев): «В XVIII веке российские императоры отказались от пути, по которому шла Византия и который нашел законодательное выражение в знаменитых Юстиниановых новеллах о симфонии. Да, византийские императоры далеко не всегда следовали этому идеалу, но сам идеал оставался непоколебим. В России же XVIII века произошла кардинальная смена мировоззрения власти. И эта смена отразилась, прежде всего, на отношении к Церкви и монашеству»²⁷.

В свою очередь это изменение отношения власти  к Церкви сказалось  и на видении роли духовенства в социальном служении. Можно констатировать, что, если при Петре, несмотря на всю его радикальность в отношении к нищим и нищелюбцам, сохранялись большие ожидания от участия Церкви  в благотворительной деятельности и на нее возлагалась серьезная ответственность, то в периоды правления следующих монархов, ситуация быстро менялась  в сторону полной секуляризации системы призрения.

Екатерина II, продолжая политику Петра I, поставила перед собой цель выстроить систему, при которой гарантированную помощь мог бы получить  практически  каждый нуждающийся, принадлежащий любому общественному слою. Ради этого было создано множество Приказов общественного призрения, которые осуществляли надзор за школами, сиротскими домами, богадельнями,  госпиталями и т.д.   Кроме того была учреждена   Вдовья ссудная и сохранная казна с отделениями по всей стране. Любимым детищем императрицы Екатерины II были  Воспитательные дома в Санкт-Петербурге и Москве, значительные средства на которые жертвовала царская семья. 

И в дальнейшем, при наследниках Екатерины развитие государственной  и великосветской благотворительности, безусловно, приносило полезные плоды. Среди наиболее известных попечительских организаций, созданных при участии двора, можно назвать Ведомство учреждений императрицы Марии, основанное Павлом I  и возглавляемое первоначально его супругой, а также  Императорское человеколюбивое общество, учрежденное Александром I.

Однако, возвращаясь к основной теме нашей работы, отметим, что только с середины XIX века в годы царствования императора Александра II начинается подлинное возрождение диаконического служения в Русской Православной Церкви. Как отмечают В.П. Мельников и  Е.И. Холостова,  во второй половине  XIX века «…церковь получила возможность развивать давнюю традицию призрения нуждающихся в монастырских и церковно-приходских богадельнях, странноприимных домах, лечебницах и др. заведениях. <…> Однако в условиях подчинения церкви государству монастырская благотворительность регламентировалась властями.  По распоряжению правительства и Синода создание при обители благотворительных или воспитательных заведений стало обязанностью каждого вновь открываемого монастыря»²⁸.

По всей России открываются десятки новых монастырей, оживляется приходская жизнь при городских и сельских храмах, открываются церковно-приходские школы для детей и взрослых, основываются братства и сестричества, ведущие регулярную благотворительную, медицинскую, просветительскую, церковно-устроительную, миссионерскую работу. 

По мнению И.В. Астэр, особую роль в развитии диаконии на рассматриваемом историческом этапе играли женские монастыри, в большей степени ориентированные на милосердную деятельность, чем мужские. Эта точка зрения обосновывается в статье «Роль русского православного женского монашества в социальном служении».

Совершенно новым явлением становится деятельность сестер милосердия в фронтовых условиях.  Россия много воевала и труд медицинских сестер на фронтах и в тыловых госпиталях часто оказывался востребован. Самым известным сестричеством была Крестовоздвиженская община, из которой в годы Крымской войны 120 женщин добровольно отправились работать в осажденный Севастополь. В 1863 г. военный министр издал приказ о введении по договоренности с Крестовоздвиженской общиной постоянного сестринского ухода за больными в военных госпиталях ²⁹.

 

Сестры Крестовоздвиженской общины сестер милосердия.  Фотография середины XIX в.

Во время Русско-Турецкой войны при Российском обществе Красного Креста было решено  создать  Комитет «Христианская помощь», который мог бы решать, кроме медицинских задач, социальные проблемы воинов-инвалидов и их семей.  В 1882 году этот Комитет создал первую во всей всемирной организации Красного Креста общину сестёр милосердия, а через некоторое время — курсы для их подготовки.

По данным, которые приводят В.П. Романюк, В.А. Лапотников,  Я.А. Накатис,  к 1877 г. в России насчитывалось 438 благотворительных учреж­дений, в том числе 210 — в Петербурге, 97 — в Москве, 131 — в губерниях. Среди них были воспитательные дома, родовспомогательные заведения, больницы, дома трудолюбия, детские приюты,  попечительства о бедных, богадельни и др. В воспи­тательных домах Москвы проживало  40 754 ребенка, Санкт-Петербурга — 33 309, в родовспомогательных учреждениях двух столиц- пребывало, соответственно 103 902 и 55 497 родильниц. В детских приютах  по всей стране к этому году находилось почти 300 тыс. детей. В богадельнях получили помощь около 70 тыс. человек.

Одной из самых интересных, смелых и разумных инициатив в сфере церковной благотворительности было основание в 1882 г. святым праведным Иоанном Кронштадтским Дома трудолюбия.

 

Святой Иоанн Кронштадтский. Фотография 80-х гг. XIX в.

За двадцать лет стараниями последователей отца Иоанна, прежде всего, барона О.О. Буксгевдена во многих городах России были построены Дома трудолюбия, ориентированные на разные категории незащищенных и обездоленных людей.

 

Первый Дом трудолюбия, основанный в Кронштадте. Рисунок конца XIX в.

 

Отряд сестер милосердия, окончивших курсы при Благовещенском Доме трудолюбия для обездоленных женщин перед отправлением на Дальний Восток. В центре – святой Иоанн Кронштадтский. Фотография периода Русско-Японской войны (начало XX в.)

Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий отмечает, что это благотворительное учреждение давало каждому возможность получать помощь не как подаяние, а как справедливое вознаграждение за труд. Владыка пишет: «Целью этого дома призрения было стимулирование трудовой деятельности, что не достигалось, как правило, частной милостыней. В Доме трудолюбия протоиерей Иоанн Кронштадтский разместил благотворительные учреждения, в которых неимущие не только работали, но и учились, лечились, могли отдыхать, получать пособия, ночлежный приют и так далее. Таким образом, была предпринята попытка заменить милостыню коллективным трудом самих нуждавшихся, их самообеспечением, что явилось важным шагом на пути институционализации социального служения Русской Православной Церкви»³⁰.

 

Икона святого праведного Иоанна Кронштадтского (ХХв.)

В последующие годы число благотворительных учреждений посте­пенно увеличивалось. «В начале XX столетия в губерниях Европейской части России их было уже 14,8 тыс., в том числе 5270 (35,5%) в губернских и 9584 (64,5%) — в уездных городах. Благотворительных обществ и учреждений, относящихся к различным ведомствам, было 1775. Частная благотворительность в России в то время также была на высоком уровне. К 1898 г. насчитывалось более 5600 частных благо­творительных обществ и учреждений»³¹.

Таким образом, на рубеже XIX и XX столетий в Российской импе­рии насчитывалось около 30 тыс. государственных, общественных и частных учреждений, которые оказывали благотворительную и медицинскую помощь населению. Значительную их долю,  более 60 % составляли либо церковные (приходские, монастырские) учреждения, либо организации, тесно связанные с Церковью.

Несмотря на эти впечатляющие цифры, следует подчеркнуть, что социальное служение Русской Православной Церкви, конечно же,  не было в те годы организовано на системных принципах. Чаще всего, учреждения возникали спонтанно, являясь откликом на какую-нибудь типичную социальную проблему или беду. Они устраивались по образцу таких же маленьких сообществ, но не всегда могли преодолеть проблему самоизоляции. Исключение составляли общества трезвости, которые в ряде губерний вырастали в крупные цепочки, (сегодня мы назвали бы их социальной сетью), включающие различные организации, а не только трезвеннические группы.

Сошлемся на краеведческую работу  иеромонаха Рафаила (Ивочкина): «В начале 1890-х годов в Смоленской епархии было открыто 5 приходских обществ трезвости. <…> Особенно активно борьба с пьянством начала разворачиваться после утверждения Устава Попечительств о народной трезвости (20 декабря 1894 г.). <…> В их задачу входило наблюдение за продажей спиртных напитков, распространение в народе сведений о вреде пьянства, открытие читален, чайных и лечебных приютов для алкоголиков.

В ноябре 1897 г. губернатор В. Сосновский обратился к епископу Никанору с просьбой разрешить устройство бесплатных народных библиотек-читален в селах под наблюдением священников. <…> В конце 1898 г. в Смоленской губернии наблюдается активное открытие бесплатных читален при чайных Попечительства. В библиотеках священнослужители проводили беседы, чтения о вреде пьянства, сопровождая их показом туманных картин с помощью волшебного фонаря. Так, в Вязьме и Вяземском уезде из 33 лекторов 19 были священниками»³².

На фоне разрозненных и действующих без какой-либо системы благотворительных организаций, либо небольших губернских «профильных социальных сетей»,  выделяется уникальный опыт Марфо-Мариинской обители милосердия, связанный с деятельностью святой преподобномученицы Елизаветы, великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой.

Елизавета Романова, урожденная принцесса Гессенская, была старшей сестрой последней императрицы России и супругой великого князя Сергея Александровича Романова, генерал-губернатора Москвы, дяди императора. Она приняла мученическую кончину под  Алапаевском в 1918 г. и была причислена к лику святых в 1982 г. Русской Православной Церковью зарубежом, а затем, Арихиерейским собором Русской Православной Церкви в 1992 г.

 

Святая преподобномученица Елизавета. Фотография первой четверти XX в.

Марфо-Мариинская обитель труда и милосердия была основана великой княгиней в 1907, открыта в 1909 г. Мысль о создании такой обители для сестер милосердия, которые жили бы по уставу, близкому к монастырскому, но имели возможность, при желании вернуться к мирской жизни, возникла у Елизаветы Федоровны после трагической гибели ее супруга в 1905 г. Обитель была названа в честь Марфы и Марии, сестер Лазаря, и призвана была совмещать в своей деятельности созерцательную молитвенную сущность Марии и деятельную, активную сущность Марфы. В 1926 г., через 8 лет после кончины матушки,  обитель была закрыта, а начиная с 1992 г. она начала возрождаться.

Еще до гибели мужа Елизавета Федоровна возглавляла Женский Комитет Российского Красного Креста, под ее началом тысячи москвичек трудились в годы Русско-Японской войны в помощь фронту. Кроме того, она основала целую сеть благотворительных учреждений – ясель, приютов, лечебниц, бесплатных столовых по всей стране. Однако Марфо-Мариинская обитель стала абсолютно новым для России явлением. В сущности, здесь впервые был предложен прототип современного комплексного территориального социального центра для людей, нуждающихся в помощи и поддержке.

 

Елизаветинские ясли. Фотография начала XX в.

Рассмотрим основные направления деятельности обители в период

с 1909 до 1926 г.  Медицинская и медико-социальная помощь включала амбулаторию для малоимущих; стационар с собственной операционной для тяжело больных женщин и детей (на 25 мест); лечебницу и приют для женщин, больных туберкулезом (на 18 мест); аптеку с бесплатной выдачей лекарств для бедных и скидками для всех обращающихся. В амбулатории и больнице круглый год  вели бесплатный прием 34 высококвалифицированных врача, в год амбулатория принимала более 10 тысяч пациентов. Бывшим пациентам (пожилым, немощным, семьям, где были ослабленные дети) на дом доставлялись бесплатные горячие обеды (до 150 обедов  день).  

В годы Первой Мировой войны в обители оказывалась помощь раненым, был устроен лазарет на 65 мест. Все сестры получали основательную медицинскую подготовку, сама же Елизавета Федоровна настолько хорошо владела сестринским делом, что могла ассистировать во время тяжелейших операций. Хирургическая помощь в обители считалась одной из лучших в Москве.

 

Раненые и сестры Марфо-Мариинской обители. Фотография периода  Первой Мировой войны.

Кроме  медицинской помощи, сестрами велась работа по воспитанию сирот. Был устроен приют, в котором могли жить около 20 девочек. Вне стен обители Елизавета Федоровна устроила и опекала  общежитие для мальчиков и юношей, а также дом для бедных девушек-работниц с бесплатными или дешевыми квартирами.

Великая Матушка, как называли Елизавету Федоровну, и сестры  патронировали бедные семьи, в которых воспитывались ослабленные дети, поддерживали  малоимущие многодетне семейства, одиноких матерей, оказывали содействие родителям в трудоустройстве. Елизавета Федоровна лично за годы своего служения в обители приняла участие в судьбе 9 тысяч детей.

Помимо социальной, велась и просветительская работа, была устроена воскресная школа, желающие могли пользоваться библиотекой, участвовать в  беседах, проводившихся духовником Елизаветы Федоровны и сестер о. Митрофаном Сребрянским (св. преподобноисповедником Сергием). В лучших традициях отечественной благотворительности Марфо-Мариинская община содержала бесплатную странноприимницу для бедных с полным содержанием. Вне обители функционировали елизаветинские гимназии, ясли, очаги (дневное содержание детей из семей малоимущей интеллигенции), убежища (для детей, чьи родители лишились заработка).

Обитель находилась рядом с Хитровским рынком, одним из самых опасных, «мутных», криминальных мест Москвы. Елизавета Федоровна регулярно посещала рынок и искала тех, кого еще  можно было  бы спасти, вырвать из разлагающей среды, прежде всего, тяжело больных детей и женщин, которые помещались затем в больницу³³.

Итак, Марфо-Мариинской общиной  реализовывались принципы комплексности и территориальности еще задолго до того, как они был сформулированы в теории социальной работы.

 

Икона «Убиение преподобномученицы Елисаветы и ихже с нею» (XXв.)

Во времена расцвета обители Великой Княгиней была начата работа по созданию аналогичных учреждений по всей Москве, со временем планировалось создание  городской сети подобных сестричеств и распространение опыта на другие губернии. Но вместо этого преподобномученица Елизавета погибла в шахте под Алапаевском.

 

Икона святой преподобномученицы Елизаветы (XX в.)

Эпоха возрождения церковной благотворительности в конце XIX-начале XX века оборвалась вместе с октябрьской революцией. В советское время Русская Православная Церковь, смогла выстоять под натиском тяжелейших испытаний, но, казалось, утратила силу своих диаконических традиций. Впрочем, может быть, наш поверхностный взгляд не замечает следов милосердного подвига простых приходских батюшек, братьев и сестер, монашествующих в дальних заповедных обителях, сохранивших веру мирян. Думается, что, начав внимательно и терпеливо изучать этот предмет, мы получим много волнующих свидетельств и просто интересных фактов социального служения Церкви в советские годы.  Однако это дело будущего. Нам же, завершая данный исторический очерк, осталось только охарактеризовать настоящее.                                                                                                                                                                                     

Современный период в истории церковной благотворительности, начавшийся в 90 -х гг. прошлого столетия,  ознаменован возвращением Церкви в число лидирующих институтов, определяющих стратегии социальной политики в стране. Этот процесс нашел отражение в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», важнейшем документе, принятом на Освященном Архиерейском Соборе 2000 г.  Другой отличительной чертой нынешнего этапа является  возрождение диаконии и активное внедрение инновационных подходов в практику социального служения на всех уровнях церковной организации.

Значимой вехой в развитии благотворительности стало принятие на Освященном Архиерейском Соборе 2011 г.  документа «О принципах организации социальной работы в Русской Православной Церкви», который задает основные направления диаконической деятельности, востребованные социумом, определяет ее структуру, а также очерчивает области партнерского взаимодействия с государственными  и общественными организациями.

В последние годы существует устойчивая положительная динамика в развитии  церковной благотворительности. За последние годы значительно увеличилось  число сестричеств, 60 из них входят в недавно созданную профильную Ассоциацию. Растет количество православных добровольческих организаций, объединяющих молодежь, готовую помогать ВИЧ — инфицированным, бездомным, тяжело больным людям и инвалидам. При монастырях открываются новые приюты для детей и подростков, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, а приходы организуют помощь социально уязвимым семьям и пожилым людям.

Крепнет движение «За жизнь», ставящее своей целью предотвращение абортов и оказание всесторонней поддержи беременным женщинам и молодым матерям, лишенным семейной заботы. Примеров можно привести множество. Но сегодня на фоне внешних, пусть даже и весьма масштабных изменений, происходящих в области  православной диаконии, становится актуальным более значимый, глубинный процесс, связанный с постижением предельного смысла  и подлинной сущности милосердия.

Невозможно представить дальнейшее развитие диаконической практики без углубления нашего понимания мотивации социального служения. Существует  ли особый христианский альтруизм, основанный на самых высоких проявлениях любви,  какие только доступны человеку? Если да, то не о нем ли говорит наш современник митрополит Волоколамский Илларион?  В своих размышлениях о сущности человека, его  природы и предназначения,  Владыка предлагает неожиданный ракурс: «…любовь в ее высших проявлениях есть наследие рая; любовь – это то, что в естестве человека осталось от его первозданного блаженного и богоподобного состояния»³⁴.

Развивая эту мысль, можно сказать, что, пребывая в состоянии милосердной, деятельной  любви к другому человеку, не только духовно прикасаясь к нему, но и помогая практически, мы способны жить, чувствуя и выражая в поступках свое первозданное «я».

Но быть может, вовсе не христианская любовь является основой милосердия и внутренние интенции, глубинные мотивы человека, посвящающего себя служению ближним, имеют сугубо биологическую, инстинктивную  природу и поэтому всегда одинаковы, независимо от его религиозной идентичности. Либо же они, в первую очередь, обусловлены психологическими факторами, сознательными и бессознательными, и порыв к оказанию помощи есть только выражение мучительного комплекса вины и желания заслужить добрыми делами прощение и любовь окружающих? Или, напротив,  они  указывают на скрытый эгоцентризм – «я лучше вас, я милосерден и великодушен».

Вероятно также, что альтруизм детерминирован социальными условиями, системой общественных норм и ценностей и развивается он лишь в тех обществах, где помощь ближним считается поведенческой нормой. Конечно, внутренняя жизнь человека невероятно сложна,  многогранна, полифонична, на его поведение оказывают влияние множество мотивов. Но важно, какой из них будет ведущим.

В одной из статей Председателя Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению епископа Смоленского и Вяземского Пантелеимона, приводятся неоспоримые доводы величайшей значимости и, более того, необходимости участия христианина в делах милосердия. Статья была  опубликована вскоре после принятия Архиерейским Собором РПЦ в феврале 2011 года документа «О принципах организации социальной работы в Русской Православной Церкви», в ней архипастырь размышляет о мотивах, побуждающих людей к благотворительности.

В частности, он напоминает, что на Высшем Суде  человека, прежде всего, спросят о его поступках по отношению к ближним, особенно тем, кто испытывает какую-либо нужду или страдание. «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: при­идите, благо­словен­ные Отца Моего, наследуйте Цар­с­т­во­, уготован­ное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напо­или Меня; был стран­ником, и вы при­няли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы по­сетили Меня; в темнице был, и вы при­шли ко Мне. <…> истин­но говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Мо­их меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:31-46). «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5:7). В  данном случае речь идет о самом важном мотиве – проявлении живой, деятельной  любви к Богу через сострадание и милосердное служение людям.

Обращаясь к опыту христианской аскетики, Владыка Пантелеймон указывает на необходимость любя помогать нуждающимся, поскольку через эту помощь мы сами отходим от греха, становимся чище, добрее,  в конечном итоге, получаем гораздо больше, чем те, кому ее оказываем. Очевидно, что оба эти стремления, и проявление любви к Господу через милосердие, и желание деятельной любовью очиститься от греха, сливаются в единый мотив спасения человеческой души. 

Сегодня, как, впрочем, и  во все времена, чрезвычайно актуально звучат слова Иоанна Златоуста «…в заповеди любви сокращенно вмещается весь состав заповедей, так как начало и конец добродетели есть любовь: она есть и корень, и необходимое условие, и совершенство добродетели»³⁵. 

 

Владимирская икона Божией Матери

 

---

ИСТОЧНИК